Авторская песня «нашей» Европы
Советская власть все делала всерьез и всегда – надолго. Танки вошли в Восточную Европу и задержались там. Надолго.СССР хорошо знал, над чем нужно работать в странах Европы и не слишком озабочивался вопросом – как. Просто опыт одной страны предстояло растиражировать на народы разных стран. И снова все повторилось: неурожаи, товарный голод, нехватка средств, неудовольствие и открытый протест. И жестокие подавления.
К середине 50-х, когда эйфория освобождения прошла и в странах Восточной Европы стало пробуждаться национальное самосознание, малоподвижное, но чрезвычайно бдительное ведомство товарища Суслова изобрело тезис пролетарского интернационализма и семьи народов стран социализма. Народы Восточной Европы не подвергали ни малейшему сомнению теорию марксизма и не колебали треножник идеологии, просто они хотели оставаться поляками и венграми, румынами и чехами, католиками и протестантами, но признать это – значило для Москвы уступить и уступать потом все больше и больше.
Первыми не выдержали свалившегося на них счастья Польша и Венгрия. У властей в запасе был только один аргумент. Пушки и танки заставили инакомыслящих замолчать, но они не могли принудить их не думать.
В странах Восточной Европы подросло новое поколение, которое не хотело отказываться от своей истории и своих верований.
В Польше ярко засияла звезда Яцека Качмарского, исполнителя собственных песен. В первых своих произведениях Качмарский обращается к истории страны. Его песни прозрачно дали понять, что поляки знают сложные и небезоблачные отношения с Россией. Качмарский напомнил соотечественникам о том, что их лучший поэт – Мицкевич – был дружен и любил Пушкина, но протестовал против попыток «обрусения» поляков. В его «Уроках истории» достаточно просматривается мысль о том, что Костюшко никогда слова плохого о русских не сказал, но жизнь свою положил за свободу Польши и национальное достоинство поляков. Образованный Качмарский понимал, что могучая русская культура и могучее российское государство – вещи нетождественные и несовместные.
Качмарский восторгался Высоцким, что не мешало ему протестовать против слишком активной внешней политики СССР. Впрочем, возможно, он потому и протестовал, что восторгался. В недрах его творчества зреет лозунг, который потом станет общим для всех восточноевропейских диссидентов: «за нашу и вашу свободу».
Яцек Качмарский многому научился у Высоцкого. Сам стиль его исполнения, активный, в некоторых случаях даже агрессивный, напоминал стиль Высоцкого.
В особой, непрямой форме протеста работал Чеслав Немен. Он пришел к року как способу сказать «нет» попыткам приблизить польское песенное творчество к советскому. Любимым и почитаемым поэтом Немена был Лермонтов. Немен читал Лермонтова на русском языке и знал сложность и многозначность его образов, свободу взглядов. Возможно, поэтому он быстро отошел от «попсы».
«Червоне гитары» появились на пике протестных настроений в польском обществе. «Мы обессилены, но мы свободны», - пел Северин Краевский. «Анна Мария, взгляни на меня. Я хочу видеть себя в твоих глазах, полных слез», - пели католики, и эти слова свидетельствовали о том, что идеалы поляков не втоптаны в землю, они живы в каждом, кто любит Польшу.
Чешский автор-исполнитель Карол Крыл тоже понимал, что русское искусство и советский режим неравнозначны. Он , как и Яромир Ногавица, ценил Высоцкого. Именно Владимир Семенович показывал миру, что не все советское – красное, пятиконечное и фанатичное.
Если честный человек берет флейту, пел Ногавица, то в руках того, кто говорит правду, она звучит как колокол. Твердый и отважный Ногавица был, пожалуй, самым вдумчивым из чешского поколения инакомыслящих.
Болгария всегда была страной, где любовь к русскому человеку и русской культуре оставалась жива и актуальна. На памятниках Высоцкому болгары писали эпитафии по-русски. Во время фестиваля авторской песни на плакате «Год русской культуры в Болгарии» кто-то дописал от руки на русском языке: «Среди веков».
