Три возраста авторской песни
История культуры свидетельствует, что литературное развитие вообще и всегда начинается с поэзии. Поэзия возникает как романтизм и мифотворчество на переломных этапах развития общества.
Авторская песня имела давние корни и традиции в стране, где пропаганда была так сильна и так беспомощна. Авторская песня всегда была ярче, талантливей, популярней. В чистом виде авторская песня сформирована будет в 50-е годы, но неправильным станет считать, что она возникла вдруг и внезапно. Уже в 20-е годы, хотя тогда еще не было мощных исполнителей, стали популярны литературные чтения, практиковались первые, пусть несистематические, попытки переложить ритмику песен на музыку. Власть тогда еще только присматривалась к авторам, поэтому ярлыки вешать не решалась, и понятие «свой»-«чужой» было неотработанным и достаточно условным.
Тогда же обозначились отличительные характеристики авторской песни: ни с чем не сравнимое воздействие на слушателя, альтернативный, непохожий подход к теме, искренность и проникновенность в противовес «глянцевым» и холодным официозным песням. Даже непрофессионализм исполнителей играл положительную роль.
Да и тематика официоза обращала внимание больше на события, которые пропагандировались не иначе, как очередные достижения. Официоз умел вещать, а нужно было бы говорить со слушателем доверительно и искренне.
Впрочем, какая уж тут искренность или доверительность, если власти декларировали вначале права и свободы, а потом тратили силы и средства на их подавление, заявляли о ценности человеческой личности, а потом вытаптывали ее сапогами – могло ли это пройти бесследно?
«Оттепель» 50-х стала последней попыткой властей использовать доверие народа, а творцы последний раз доверились власти. Как и в 20-е, это было время эйфории и романтизма. Это было время поисков розового в черном. Но 50-е обогатили авторскую песню тематически. А вдруг не все устроители адского эксперимента были палачами, фанатиками и «полишинелями проклятыми»? А вдруг и среди них находились честные и преданные люди, а не обманутые духовные уроды или бесы – вот детские вопросы первого возраста авторской песни.
Основное внимание она стала уделять не событиям, а духовному миру героев: чем они жили, что чувствовали, была ли в них хоть капелька благородства и душевной красоты?
Романтизм в поэзии, как и детский возраст в жизни, никогда не длился продолжительное время и никогда не уходил совсем. Авторы той поры, вглядываясь в своих героев, довольно быстро пришли к выводам о том, что все, что им внушалось и во что многие из них искренне или не слишком искренне верили, – блеф, обман и надругательство. Да, они нашли своих героев, честных, мужественных людей, – во множестве среди народа и ни одного – среди «сильных и властных мира». Это был крах системы. Романтический период доверия и поисков правды во лжи прошел. Пришли другие авторы-исполнители, и зазвучали новые песни, песни обманутого поколения, насмешки сыновей над несостоятельными и несостоявшимися отцами.
На смену романтическому детству пришла насмешливая юность. Юлий Ким начнет с вполне невинной и лояльной темы о тех, кто никогда, ничего и никак не делал в жизни самостоятельно, которую потом очень высоко поднимет Шевчук своими «мальчиками-мажорами». Продолжит Ким самоиронией, дескать, вот загнул я про Сталина и даже дальше.
Юношеская насмешка позже уступит место зрелому протесту.
Тот же Юлий Черсанович откровенной издевкой подытожит : за сорок лет построили мы сортир и даже баню, а весь мир сидит за колючей проволокой.
Игорь Тальков в 90-е задумает свое обращение к президенту России, в котором просто назовет все своими именами: преступник Горбачев, старый волк КПСС, ненавистная кабалистика серпа и молота.
Авторская песня имела давние корни и традиции в стране, где пропаганда была так сильна и так беспомощна. Авторская песня всегда была ярче, талантливей, популярней. В чистом виде авторская песня сформирована будет в 50-е годы, но неправильным станет считать, что она возникла вдруг и внезапно. Уже в 20-е годы, хотя тогда еще не было мощных исполнителей, стали популярны литературные чтения, практиковались первые, пусть несистематические, попытки переложить ритмику песен на музыку. Власть тогда еще только присматривалась к авторам, поэтому ярлыки вешать не решалась, и понятие «свой»-«чужой» было неотработанным и достаточно условным.
Тогда же обозначились отличительные характеристики авторской песни: ни с чем не сравнимое воздействие на слушателя, альтернативный, непохожий подход к теме, искренность и проникновенность в противовес «глянцевым» и холодным официозным песням. Даже непрофессионализм исполнителей играл положительную роль.
Да и тематика официоза обращала внимание больше на события, которые пропагандировались не иначе, как очередные достижения. Официоз умел вещать, а нужно было бы говорить со слушателем доверительно и искренне.
Впрочем, какая уж тут искренность или доверительность, если власти декларировали вначале права и свободы, а потом тратили силы и средства на их подавление, заявляли о ценности человеческой личности, а потом вытаптывали ее сапогами – могло ли это пройти бесследно?
«Оттепель» 50-х стала последней попыткой властей использовать доверие народа, а творцы последний раз доверились власти. Как и в 20-е, это было время эйфории и романтизма. Это было время поисков розового в черном. Но 50-е обогатили авторскую песню тематически. А вдруг не все устроители адского эксперимента были палачами, фанатиками и «полишинелями проклятыми»? А вдруг и среди них находились честные и преданные люди, а не обманутые духовные уроды или бесы – вот детские вопросы первого возраста авторской песни.
Основное внимание она стала уделять не событиям, а духовному миру героев: чем они жили, что чувствовали, была ли в них хоть капелька благородства и душевной красоты?
Романтизм в поэзии, как и детский возраст в жизни, никогда не длился продолжительное время и никогда не уходил совсем. Авторы той поры, вглядываясь в своих героев, довольно быстро пришли к выводам о том, что все, что им внушалось и во что многие из них искренне или не слишком искренне верили, – блеф, обман и надругательство. Да, они нашли своих героев, честных, мужественных людей, – во множестве среди народа и ни одного – среди «сильных и властных мира». Это был крах системы. Романтический период доверия и поисков правды во лжи прошел. Пришли другие авторы-исполнители, и зазвучали новые песни, песни обманутого поколения, насмешки сыновей над несостоятельными и несостоявшимися отцами.
На смену романтическому детству пришла насмешливая юность. Юлий Ким начнет с вполне невинной и лояльной темы о тех, кто никогда, ничего и никак не делал в жизни самостоятельно, которую потом очень высоко поднимет Шевчук своими «мальчиками-мажорами». Продолжит Ким самоиронией, дескать, вот загнул я про Сталина и даже дальше.
Юношеская насмешка позже уступит место зрелому протесту.
Тот же Юлий Черсанович откровенной издевкой подытожит : за сорок лет построили мы сортир и даже баню, а весь мир сидит за колючей проволокой.
Игорь Тальков в 90-е задумает свое обращение к президенту России, в котором просто назовет все своими именами: преступник Горбачев, старый волк КПСС, ненавистная кабалистика серпа и молота.