Тема сказок в песнях Высоцкого
Темы живут в душе поэта. Чтобы они увидели жизнь, нужен только внешний повод: услышанное слово, подмеченная мысль, прочитанная книга. Для Высоцкого – человека, - еще и дружеский вызов: а тебе – не слабó?
Театру понадобились песни-сказки для детских спектаклей. Обратились к Высоцкому. К работе тот всегда относился более чем серьезно. Свои фрагменты и заготовки он сверяет по фольклору: песням, сказкам, сказаниям. Изучает классиков жанра, Пушкина, в первую очередь. Заинтересовался исполнителями, скоморохами, в частности.
Он был слишком индивидуален, чтобы подражать кому-либо; он был слишком умен, чтобы не понять: вот он, велосипед, не нужно изобретать новый.
Герои его сказок вполне традиционны: ведьма и бабя-яга, кощей и соловей-разбойник, леший и прочая лесная нечисть.
Только вот характеры этих «героев» и события в сказках даны Высоцким по-своему.
Ничего хорошего встреча с ведьмой или бабой-ягой, конечно, не сулит. Но и робеть не стоит: бабье – оно и есть бабье. Крикливое, отвратное, мстительное. Кощей – вредный мужик, жлоб и скряга.
Черномор – пушкинская выдумка – дан не героическим предводителем-батькой, а рвачом и хапугой с подмосковным участком. Тридцать три героя-подчиненных, тоже губа не дура, отхватили себе земельные наделы, завели кур и не бухтят.
Вот он, талантище поэта: чем не генералы чеченских кампаний. Дачи на Рублевке, счета в банках. Хороши «защитнички Отечества», нечего сказать.
Как поэту, у которого есть точка отсчета, писать о таких героях? Как честному человеку, у которого есть опора, относиться к ним? Опора и точка отсчета? Да вот она: безымянные рабочие войны, вращающие землю зубами, прыгающие с финкой на врага, наваливающиеся на дот, завтракавшие три дня назад в Минске…
Если тех и этих героев сравнивать, то лучше застрелиться. Помогли Высоцкому чтимые им скоморохи. Их насмешка и издевка, их сарказм и неприкрытое высмеивание. Их свобода в выражении чувств и мыслей.
Высоцкий не мог сидеть сложа руки и быть сторонним наблюдателем. Как и скоморохи, он занимает позицию посредника, трансформатора. Через него внимательный читатель и слушатель получает информацию, думает, сравнивает, оценивает. Ни скоморохи, ни Высоцкий не давали оценок. Они просто «скоморошничали» и многим открывали глаза на суть происходящего.
Характерное для Высоцкого присутствие личностного «я» наличествует и в его сказках.
Там, где присутствуют сладкоголосые и мощно влекущие Алконост и Сирин, нет места для шуток-прибауток – все слишком серьезно. Эти сказочные птицы умеют петь только песни печали и радости. Им поклоняется поэт и певец Владимир Высоцкий и уже не скоморошничает. Он так же нуждается в сочувствии и понимании, как и герои его сказки о тех, кто живет на краю земли. Знал поэт, что сказочный «край земли» – место между земным и загробным миром, между жизнью и смертью. Все, кто там обитает, находятся на кромке и нуждаются в сопереживании. Кощей здесь – «несчастный старикашка», его слуга – «несчастен и кроток», сказочная царевна – «несчастная узница». Только традиционный «Иван-дурак», выходец из царства живых, не таков. Ему ничего не стоит плюнуть на пол, пнуть старика. Он пришел оттуда, где цель служит оправданием для средств. Да и цель-то: одинокая, а теперь еще и беззащитная узница. Вернется ли она с Иваном в царство живых и если вернется, то в качестве кого?
Птица вещая Гамаюн парит над сказками Высоцкого, над его поэзией. Она зрит вечное и видит будущее, но нет еще такого поэта, которому она открыла бы это будущее.
Были ли эти песни-сказки адаптированы для детского восприятия? Вряд ли. Слишком сложен внутренний мир поэта, слишком неоднозначны оценки. Высоцкий пытался «облегчить» восприятие за счет искрометного юмора и подчеркнуто шуточной манеры исполнения. Помогло, но мало. Он никогда не умел «прятать» собственное «я», и в сказках оно звучит в полный голос. Высоцкий-поэт в этот раз оказался сильнее Высоцкого-актера.
Театру понадобились песни-сказки для детских спектаклей. Обратились к Высоцкому. К работе тот всегда относился более чем серьезно. Свои фрагменты и заготовки он сверяет по фольклору: песням, сказкам, сказаниям. Изучает классиков жанра, Пушкина, в первую очередь. Заинтересовался исполнителями, скоморохами, в частности.
Он был слишком индивидуален, чтобы подражать кому-либо; он был слишком умен, чтобы не понять: вот он, велосипед, не нужно изобретать новый.
Герои его сказок вполне традиционны: ведьма и бабя-яга, кощей и соловей-разбойник, леший и прочая лесная нечисть.
Только вот характеры этих «героев» и события в сказках даны Высоцким по-своему.
Ничего хорошего встреча с ведьмой или бабой-ягой, конечно, не сулит. Но и робеть не стоит: бабье – оно и есть бабье. Крикливое, отвратное, мстительное. Кощей – вредный мужик, жлоб и скряга.
Черномор – пушкинская выдумка – дан не героическим предводителем-батькой, а рвачом и хапугой с подмосковным участком. Тридцать три героя-подчиненных, тоже губа не дура, отхватили себе земельные наделы, завели кур и не бухтят.
Вот он, талантище поэта: чем не генералы чеченских кампаний. Дачи на Рублевке, счета в банках. Хороши «защитнички Отечества», нечего сказать.
Как поэту, у которого есть точка отсчета, писать о таких героях? Как честному человеку, у которого есть опора, относиться к ним? Опора и точка отсчета? Да вот она: безымянные рабочие войны, вращающие землю зубами, прыгающие с финкой на врага, наваливающиеся на дот, завтракавшие три дня назад в Минске…
Если тех и этих героев сравнивать, то лучше застрелиться. Помогли Высоцкому чтимые им скоморохи. Их насмешка и издевка, их сарказм и неприкрытое высмеивание. Их свобода в выражении чувств и мыслей.
Высоцкий не мог сидеть сложа руки и быть сторонним наблюдателем. Как и скоморохи, он занимает позицию посредника, трансформатора. Через него внимательный читатель и слушатель получает информацию, думает, сравнивает, оценивает. Ни скоморохи, ни Высоцкий не давали оценок. Они просто «скоморошничали» и многим открывали глаза на суть происходящего.
Характерное для Высоцкого присутствие личностного «я» наличествует и в его сказках.
Там, где присутствуют сладкоголосые и мощно влекущие Алконост и Сирин, нет места для шуток-прибауток – все слишком серьезно. Эти сказочные птицы умеют петь только песни печали и радости. Им поклоняется поэт и певец Владимир Высоцкий и уже не скоморошничает. Он так же нуждается в сочувствии и понимании, как и герои его сказки о тех, кто живет на краю земли. Знал поэт, что сказочный «край земли» – место между земным и загробным миром, между жизнью и смертью. Все, кто там обитает, находятся на кромке и нуждаются в сопереживании. Кощей здесь – «несчастный старикашка», его слуга – «несчастен и кроток», сказочная царевна – «несчастная узница». Только традиционный «Иван-дурак», выходец из царства живых, не таков. Ему ничего не стоит плюнуть на пол, пнуть старика. Он пришел оттуда, где цель служит оправданием для средств. Да и цель-то: одинокая, а теперь еще и беззащитная узница. Вернется ли она с Иваном в царство живых и если вернется, то в качестве кого?
Птица вещая Гамаюн парит над сказками Высоцкого, над его поэзией. Она зрит вечное и видит будущее, но нет еще такого поэта, которому она открыла бы это будущее.
Были ли эти песни-сказки адаптированы для детского восприятия? Вряд ли. Слишком сложен внутренний мир поэта, слишком неоднозначны оценки. Высоцкий пытался «облегчить» восприятие за счет искрометного юмора и подчеркнуто шуточной манеры исполнения. Помогло, но мало. Он никогда не умел «прятать» собственное «я», и в сказках оно звучит в полный голос. Высоцкий-поэт в этот раз оказался сильнее Высоцкого-актера.