Авторская песня: как это делалось в Питере
Питерская «школа» авторской песни и питерские традиции отличаются от московских. Питерским авторам чужды шоу и многолюдность. Минимум декора, минимум эстрадности. Быть, а не слыть.
Александра Городницкого учили, что настоящая поэзия не нуждается в музыкальном или исполнительском обрамлении. С тех пор он читал свои произведения подчеркнуто бесстрастно и, многие говорили, слегка монотонно, и гитару взял не сразу и не вдруг. Лишь легкая полуулыбка блуждала где-то в углах его губ и откладывалась искринками в глазах. Истинная ценность видна сразу, говорили ему, не занимайся украшательством. Ему, василеостровскому мальчику, достаточно было выйти на Университетскую набережную и увидеть, как солнце, зацепив за иглу Адмиралтейства и озарив купол Исаакия, садится где-то за Новой Голландией, чтобы понять, что это – правда.
Ученый-геофизик, он тяготел к сжатым фразам и четким формулировкам. В его стихотворении об эрмитажных атлантах, тех, которые держат небо, текст звучит как привязка к месту и времени заветной встречи: куда идти, когда и зачем.
Писал он всегда основательно и обдуманно, как пишет работу ученый. В его стихах и песнях нет натяжек и не чувствуется лихорадочной спешки, какие при внимательном рассмотрении, можно встретить, например, у Высоцкого: там рифма не «склеилась», здесь ритм не «сплясал».
Тундра, вьюги, комарье, грязь болот, зимовье, несколько друзей – вот первая творческая лаборатория Александра Моисеевича. И встречи с кержаками, суровыми и неподдающимися, которые плевать хотели на официоз пропаганды и растиражированную песенную радио-лирику. Геологи, геодезисты, учителя, строители приходили послушать, как и о чем поет питерский интеллигент. И невдомек им было, что поет он свое. Мужчины слушали мужские песни, настоящую поэзию в исполнении настоящего таланта. Фальшь они поймали бы на раз и ответили бы молчаливым презрением. Концерты? Билеты? Деньги? Полно, мужики, о чем это вы? Уже потом ему скажут, что сочиненные им «Не матерись», «Давайте выпьем», «Песня полярных летчиков» и еще многие на севере и в Заполярье считаются народными. Это ли не признание..?
…Фигурист, тренер, альпинист, геолог, джазмен, поэт-песенник, автор короткой, может быть, кратчайшей песни… Ну, что еще…, ах, да: последний романтик, обладатель слабенького голоса. Это все о нем, о Юрии Алексеевиче Кукине.
Песни его раскроены и расшиты, разобраны на цитаты, которые повторяла вся страна. Так ли уж мало у нас было людей, гоняющихся не за деньгами – за туманом, признающих только один вид разговора – спор и не желающих навешивать на чужие уши гирлянды целые ненужных и банальных слов, в общем, людей со словами и мыслями «поперек»...
Для раскрутки в красочном шоу он вряд ли привлек бы внимание, хотя и был источником и генератором оптимизма, шутки, бодрости. Нельзя отнять и громадное личное обаяние. Вот он начинает петь, и куда девается манера насмешничать над собой и подшучивать над окружающими. Со второго куплета слушатели начинают сознавать, что в словах его песен заложен серьезный подтекст, глубинный смысл. И нужно быть очень внимательным, ничего не пропустить и постараться понять то, что не на поверхности… «Мне тысяча лет потому…, что мне тридцать три», «я – ваш Чарли Чаплин», «лилипуты вяжут Гулливера», «невозможно кораблю без Америки»… Шуточки-прибауточки закончены. Лови слова, читай мысли, понимай метафоры. Неужели в тебе нет того, о чем поет автор?
А на гитаре он действительно играл так себе. И голос имел средненький. И называл себя незаслуженно народным артистом. Настоящий питерец, он никогда не пел о Питере. И политики не касался. С чего бы это, а?
Александра Городницкого учили, что настоящая поэзия не нуждается в музыкальном или исполнительском обрамлении. С тех пор он читал свои произведения подчеркнуто бесстрастно и, многие говорили, слегка монотонно, и гитару взял не сразу и не вдруг. Лишь легкая полуулыбка блуждала где-то в углах его губ и откладывалась искринками в глазах. Истинная ценность видна сразу, говорили ему, не занимайся украшательством. Ему, василеостровскому мальчику, достаточно было выйти на Университетскую набережную и увидеть, как солнце, зацепив за иглу Адмиралтейства и озарив купол Исаакия, садится где-то за Новой Голландией, чтобы понять, что это – правда.
Ученый-геофизик, он тяготел к сжатым фразам и четким формулировкам. В его стихотворении об эрмитажных атлантах, тех, которые держат небо, текст звучит как привязка к месту и времени заветной встречи: куда идти, когда и зачем.
Писал он всегда основательно и обдуманно, как пишет работу ученый. В его стихах и песнях нет натяжек и не чувствуется лихорадочной спешки, какие при внимательном рассмотрении, можно встретить, например, у Высоцкого: там рифма не «склеилась», здесь ритм не «сплясал».
Тундра, вьюги, комарье, грязь болот, зимовье, несколько друзей – вот первая творческая лаборатория Александра Моисеевича. И встречи с кержаками, суровыми и неподдающимися, которые плевать хотели на официоз пропаганды и растиражированную песенную радио-лирику. Геологи, геодезисты, учителя, строители приходили послушать, как и о чем поет питерский интеллигент. И невдомек им было, что поет он свое. Мужчины слушали мужские песни, настоящую поэзию в исполнении настоящего таланта. Фальшь они поймали бы на раз и ответили бы молчаливым презрением. Концерты? Билеты? Деньги? Полно, мужики, о чем это вы? Уже потом ему скажут, что сочиненные им «Не матерись», «Давайте выпьем», «Песня полярных летчиков» и еще многие на севере и в Заполярье считаются народными. Это ли не признание..?
…Фигурист, тренер, альпинист, геолог, джазмен, поэт-песенник, автор короткой, может быть, кратчайшей песни… Ну, что еще…, ах, да: последний романтик, обладатель слабенького голоса. Это все о нем, о Юрии Алексеевиче Кукине.
Песни его раскроены и расшиты, разобраны на цитаты, которые повторяла вся страна. Так ли уж мало у нас было людей, гоняющихся не за деньгами – за туманом, признающих только один вид разговора – спор и не желающих навешивать на чужие уши гирлянды целые ненужных и банальных слов, в общем, людей со словами и мыслями «поперек»...
Для раскрутки в красочном шоу он вряд ли привлек бы внимание, хотя и был источником и генератором оптимизма, шутки, бодрости. Нельзя отнять и громадное личное обаяние. Вот он начинает петь, и куда девается манера насмешничать над собой и подшучивать над окружающими. Со второго куплета слушатели начинают сознавать, что в словах его песен заложен серьезный подтекст, глубинный смысл. И нужно быть очень внимательным, ничего не пропустить и постараться понять то, что не на поверхности… «Мне тысяча лет потому…, что мне тридцать три», «я – ваш Чарли Чаплин», «лилипуты вяжут Гулливера», «невозможно кораблю без Америки»… Шуточки-прибауточки закончены. Лови слова, читай мысли, понимай метафоры. Неужели в тебе нет того, о чем поет автор?
А на гитаре он действительно играл так себе. И голос имел средненький. И называл себя незаслуженно народным артистом. Настоящий питерец, он никогда не пел о Питере. И политики не касался. С чего бы это, а?